Неточные совпадения
Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» — поэма
английского поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых делал весьма длинные выписки, но какого рода они были, это никому не было известно; впрочем, он был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить
речь.
Он говорил просто, свободно переходя от предмета к предмету, всегда знал обо всем, что делается в мире, в свете и в городе; следил за подробностями войны, если была война, узнавал равнодушно о перемене
английского или французского министерства, читал последнюю
речь в парламенте и во французской палате депутатов, всегда знал о новой пиесе и о том, кого зарезали ночью на Выборгской стороне.
Заметьте, что в самых яростных нападках на Стансфильда и Палмерстона об этом не было
речи ни в парламенте, ни в
английских журналах, подобная пошлость возбудила бы такой же смех, как обвинение Уркуарда, что Палмерстон берет деньги с России.
Льва Голицына тоже недолюбливали в
Английском клубе за его резкие и нецензурные по тому времени (начало восьмидесятых годов)
речи. Но Лев Голицын никого не боялся. Он ходил всегда, зиму и лето, в мужицком бобриковом широченном армяке, и его огромная фигура обращала внимание на улицах.
Арбузов не знал
английского языка, но каждый раз, когда Ребер смеялся или когда интонация его слов становилась сердитой, ему казалось, что
речь идет о нем и о его сегодняшнем состязании, от звуков этого уверенного, квакающего голоса им все сильнее овладевало чувство страха и физической слабости.
Пожилая дама, о которой заходит
речь, была особа, описания которых не терпит
английская литература, но которых зато с любовью разработывает французская.
1) Своим примером, своими сочинениями,
речами, ходатайством пред различными законодателями, — он добился улучшения участи детей, работающих на
английских фабриках по требованиям ненавистной системы производства, истощающей целые поколения и представляющей самое варварское явление в этом мире, имеющем претензию считать себя цивилизованным. (См. парламентские заседания 1816–1818 годов.)
Он смотрел с улыбкой превосходства на все русское, отроду не слыхал, что есть немецкая литература и
английские поэты, зато знал на память Корнеля и Расина, все литературные анекдоты от Буало до энциклопедистов, он знал даже древние языки и любил в
речи поразить цитатой из «Георгик» или из «Фарсалы».
Приезжаю в С. (это тот самый городишко, о котором идет
речь) с той мелочью, что была у меня в кошельке, и с тощим, но хорошим желто-красным
английским чемоданом.
Последовала не менее длинная история о вине, в которой участвовал и
английский шкипер, и торговый дом в Лондоне, и тот же Кноблох, и таможня. Рассказывая о вине, Кудряшов попивал его и, по мере того как пил, оживлялся. На щеках его вялого лица обозначались румяные пятна,
речь становилась быстрее и оживленнее.
В
Английской революции, как имеющей религиозную основу, народ еще рассматривается в качестве суверена ex iure divino, во Французской же, как и во всех дальнейших революциях,
речь идет о неразгаданной, но для всех явной реальности коллектива, воля которого священна, а потому и есть высший источник правообразования.
Консул, быть может, видал ее где-нибудь в Лондоне и, вероятно, вопросом своим хотел навести ее на этот предмет, но ловкая женщина искусно повела
речь о другом, и разговор ее с сэром Джоном перешел к посторонним предметам. За обедом, к которому были приглашены Доманский, Чарномский и Христенек, как граф Орлов, так и
английский консул обходились с принцессой чрезвычайно почтительно. Грейг больше молчал. Принцесса была весела, разговорчива, любезна.
Много тостов выслушала она… Ее здоровье пили несколько раз… Говорили и застольные
речи. Какой-то уездный предводитель запутался и никак не мог найти подходящего выражения, краснел, отдувался, расплескал вино… И хозяину пришлось отвечать настоящим спичем на
английский манер.
В зрительный зал клуба они пришли, когда доклад уж начался. Военный с тремя ромбами на воротнике громким, привычно четким голосом говорил о Чемберлене, о стачке
английских углекопов. Говорил хорошо, с подъемом. А когда
речь касалась империалистов, брови сдвигались, в лице мелькало что-то сильное и грозное, и тогда глаза Нинки невольно обращались на красную розетку революционного ордена на его груди.